No subscription or hidden extras
Read through the most famous quotes by topic #r
There is only as much space, only as much time, Only as much desire, only as many words, Only as many pages, only as much ink To accept all of us at light-speed Hurrying into the Promised Land Of oblivion that is waiting for us sooner or later. ↗
The degree of rigidity is a matter of profound interest in the study of literary fictions. As an extreme case you will find some novel, probably contemporary with yourself, in which the departure from a basic paradigm, the peripeteia in the sense I am now giving it, seems to begin with the first sentence. The schematic expectations of the reader are discouraged immediately. Since by definition one seeks the maximum peripeteia (in this extended sense) in the fiction of one's own time, the best instance I can give is from Alain Robbe-Grillet. He refuses to speak of his 'theory' of the novel; it is the old ones who talk about the need for plot, character, and so forth, who have the theories. And without them one can achieve a new realism, and a narrative in which 'le temps se trouve coupé de la temporalité. Il ne coule plus.' And so we have a novel in which,. the reader will find none of the gratification to be had from sham temporality, sham causality, falsely certain description, clear story. The new novel 'repeats itself, bisects itself, modifies itself, contradicts itself, without even accumulating enough bulk to constitute a past--and thus a "story," in the traditional sense of the word.' The reader is not offered easy satisfactions, but a challenge to creative co-operation. ↗
Герой интересует Достоевского не как явление действительности, обладающее определёнными и твёрдыми социально-типическими и индивидуально-характерологическими признаками, не как определённый облик, слагающийся из черт односмысленных и объективных, в своей совокупности отвечающих на вопрос «кто он?». Нет, герой интересует Достоевского как особая точка зрения на мир и на себя самого, как смысловая и оценивающая позиция человека по отношению к себе самому и по отношению к окружающей действительности. Достоевскому важно не то, чем его герой является в мире, а прежде всего то, чем является для героя мир и чем является он сам для себя самого. Это очень важная и принципиальная особенность восприятия героя. Герой как точка зрения, как взгляд на мир и на себя самого требует совершенно особых методов раскрытия и художественной характеристики. Ведь то, что должно быть раскрыто и охарактеризовано, является не определённым бытием героя, не его твёрдым образом, но последним итогом его сознания и самосознания, в конце концов последним словом героя о себе самом и о своём мире. Следовательно, теми элементами, из которых слагается образ героя, служат не черты действительности – самого героя и его бытового окружения, – но значение этих черт для него самого, для его самосознания. Все устойчивые объективные качества героя, его социальное положение, его социологическая и характерологическая типичность, его habitus, его душевный облик и даже самая его наружность, то есть все то, что обычно служит автору для создания твёрдого и устойчивого образа героя – «кто он», у Достоевского становится объектом рефлексии самого героя, предметом его самосознания; предметом же авторского видения и изображения оказывается самая функция этого самосознания. В то время как обычно самосознание героя является лишь элементом его действительности, лишь одною из черт его целостного образа, здесь, напротив, вся действительность становится элементом его самосознания. Автор не оставляет для себя, то есть только в своём кругозоре, ни одного существенного определения, ни одного признака, ни одной чёрточки героя: он все вводит в кругозор самого героя, бросает в тигель его самосознания. В кругозоре ↗
Возвращение «Земную жизнь пройдя до половины», остановился я. И повернулся спиною к будущему: «там не ждут меня» - и пройденным уже путем пошел. Я вышел вон из ряда тех, кто испокон веков, обманываясь, ожидает, что выпадет счастливый случай, ключ повернется, истина откроется – откроются врата веков, и кто-то молвит: «Нет ни врат и ни веков». Я позади оставил улицы, и площади, и греческие статуи – в холодном свете утра, и только ветер был живым среди могил. За городом – поля, а за полями – ночь и пустыня: то сердце одинокое мое – ночь и пустыня. И в свете солнца камнем стал я, зеркалом и камнем. Затем – осталась позади пустыня – стал морем и над морем – черным небом, огромным камнем с полустертыми словами: «Нет звезд во мне». И вот – пришел. Врата разрушены, и ангел мирно дремлет. А за вратами – сад: густые кроны, дыхание камней, почти живых, магнолий сон глубокий, и свет – нагой среди стволов нарядных. Вода потоками-руками обнимает цветущий луг. И в центре – дерево и девочка-дитя; о, солнечный огонь ее волос! И нагота меня не тяготила: я был в воде и воздуху подобен. Укрытая сиянием зеленым древа, уснувшая в траве, она была – оставленное ветром белое перо. Ее поцеловать хотел я, но воды журчанье вдруг пробудило жажду, я склонился над зеркалом воды и на себя взглянул. И я увидел: рот, искаженный жаждой, мертвым был; о, старец алчущий, о, виноградная лоза, агония огня! Я наготу свою прикрыл. И тихо вышел. Смеялся ангел. И поднялся ветер, и мне глаза песком засыпал ветер. Песок и ветер – то мои слова; не мы живем, нас создает живыми время. ↗
This is the owner of Dark Haven. Master Xavier. Call him ‘my liege.’” Xavier sighed. He had no idea who’d first given him that title, but the submissives took such delight in it, he’d allowed it to continue. ↗
Grey refused to shy away from the intensity heating in Sirus's eyes to charcoal. As he waited for the man to roll over, Grey watched, unwavering, challenging the fire burning hot in Sirus's gaze. Sirus lifted up to his elbows, but didn't make any effort to shift his position. In fact, he looked downright defiant, and Grey's pulse started to race. "I want a nice view of my cock taking your sweet ass." "You want me to flip you over and hold you down, fuck you that way?" "Yeah, you want it." Grey said to Sirus. "But is it the fucking that has you leaking so damn hard, or is it the thought of force?" "Don't try to overtake me," Sirus bit Grey's lower lip and tugged, letting it pull through his teeth until it released, "unless you're ready to be the one who ends up on the bottom, with my cock buried in your ass." Grey wrapped his hand around Sirus's throat, yanked the man's head back and took his mouth in a hard, thrusting kiss, going deep and aggressive enough to make Sirus jerk and go compliant. An almost silent whimper escaped the man, begging without words for more. Knowing he was in charge fully once again, Grey reached between their bodies, positioned the head of his cock and drove his length home. ↗
